"Святой" Олафъ

 

Пояснительная записка

Въ связи съ включенiемъ въ число святыхъ, поминаемыхъ какъ мѣстночтимыхъ, въ литiйныхъ прошенiяхъ и на отпýстахъ въ Выборгско-Прiозерской епархiи имени «св. равноапостольнаго» Олафа, или какъ его ещё называютъ «св. мученика», «вѣчнаго короля и покровителя Норвегiи», при изученiи многихъ публикуемыхъ въ интернетѣ матерiаловъ, статей многихъ авторовъ, положительно оцѣнивающихъ эту иницiативу, у насъ всё-таки возникли нѣкоторые сомнѣнiя относительно умѣстности такавого поминовенiя, въ виду слѣдующихъ причинъ:

- сомнительные критерiи святости при канонизацiи конунга Олафа Римо-Католической Церковью, выявленные изъ общедоступныхъ , напримѣръ въ интернетѣ, источниковъ информацiи о нёмъ: «Сага объ Олафѣ Святомъ», «Гнилой Пергаментъ» (или «Гнилая Кожа»), «Сага о Харальдѣ Суровомъ», «Прядь об Эймундѣ»;

- сомнительное признанiе его общимъ святымъ, только на основанiи установленого времени его формальной канонизацiи - черезъ годъ послѣ смерти, въ 1031 году, то бишь, до 1054 года - года офицiальнаго отпаденiя Римской Церкви отъ православiя;

- допущенiе включенiя нѣкоторыми авторами статей русской новгородской земли въ зону общаго «покровительства» св. Олафомъ «сѣверныхъ земель» (Данiя, Англiя, Швецiя, Норвегiя, Финляндiя), а также предвзятое и поверхностное утвержденiе, на нашъ взглядъ, о якобы «полной цивилизацiонной совмѣстимости» въ то время Балтiйскаго регiона «отъ береговъ Фризiи (Атлантическаго океана) до Бѣлаго озера и Шексны», составляющаго якобы «единую Балтiйскую цивилизацiю»

- совершенно ошибочное и надуманное заключенiе о якобы православномъ почитанiи Олафа въ русской землѣ, построенное только на основанiи историческихъ фактовъ существованiя нѣкогда въ Новгородѣ, въ Старой Ладогѣ и въ Константинополѣ храмовъ, построенныхъ и освящённыхъ въ честь этого католического святого;

 

Теперь же постараемся по-порядку изложить всѣ наши сомнѣнiя уже болѣе подробно и для наглядности въ развёрнутомъ видѣ.

 

Итакъ, во-первыхъ, въ приведённыхъ выше источникахъ, сообщающихъ намъ подробности жизни будущаго святого – съ самаго его рожденiя (въ 995-мъ году), дѣтства, отрочества, юности и зрѣлости, вплоть до его насильственной кончины (въ 1030 году), - мы обнаруживаемъ проявленiе весьма сомнительныхъ достоинствъ, связанныхъ съ его обученiемъ въ юности искусству воина-викинга и проявленныхъ имъ въ многочисленныхъ грабительскихъ пиратскихъ походахъ на моряхъ, участiемъ въ частыхъ сраженiяхъ противъ христiанскихъ армiй подъ Лондономъ, Рингмеромъ и Кентербери… , гдѣ обнаружилъ отмѣнную храбрость и отвагу, хитрость и ловкость. И если все эти, съ такимъ пiитетомъ описанные въ Сагахъ, такъ называемые достоинства можно было бы снисходительно отнести къ его языческому происхожденiю и молодости, то бишь прошлому, то наличiе тѣхъ же самыхъ мнимыхъ достоинствъ, возводимыхъ авторомъ Саги въ рангъ святости и проявленныхъ съ той же особой изощрённой жестокостью и беспощадностью уже послѣ принятiя имъ (въ возрастѣ 18-ти лѣтъ въ 1013-мъ году) христiанскаго крещенiя, уже черезъ два года, при такъ называемой христiанилизацiи Норвегiи, наводитъ насъ на мысль о полной несовмѣстимости óныхъ съ христiанскими нравственными достоинствами, наличiе кóихъ только и можетъ служить поводомъ къ прославленiю того или иного христiанскаго подвижника благочестiя. Чтобы не быть голословнымъ, приведу всё же нѣсколько свидѣтельствъ изъ самой «Саги объ Олафѣ Святомъ»:

- Снорри Стурлусонъ (Кругъ земной. М. 1980г., стр. 167-168) рисуетъ передъ нами очень упрямого и своенравного Олава-ребёнка. «Когда его отчимъ, Сигрудъ Свинья проситъ осѣдлать и привести ему коня, то Олавъ осѣдлываетъ и приводитъ ему козла. На что Сигурдъ говоритъ, что, видимо, Олава невозможно заставить дѣлать то, что ему не по нраву». Далее пишетъ - онъ (Олафъ) имѣлъ «…взглядъ острый, и страшно было смотрѣть ему въ глаза, когда онъ гнѣвался»;

- «онъ былъ упóренъ въ играхъ и вездѣ хотѣлъ быть первымъ, какъ ему и подобало по его знатности и просхожденiю»;

- «тѣхъ, кого Олафъ не могъ уговорить принять христiанство, онъ принуждалъ къ этому силой… грозился лишить имущества тѣхъ, кто не захочѣтъ подчиняться христiанскимъ законамъ...», угрожалъ противящимся принятiю истинной вѣры лишенiемъ жизни, а «у тѣхъ, кто принималъ христiанство, бралъ для вѣрности въ заложники ихъ сыновей»;

- передъ своимъ послѣднимъ боевымъ походомъ въ Норвегiю, на предложенiе его дружинника Финна «пройти съ огнёмъ и мечёмъ по всей округѣ, разграбить всѣхъ и сжечь всё дотла, чтобы не осталось камня на камнѣ», что, собственно говоря, и было обычно употребляемо имъ во время своего тамъ правленiя (1015-1028 гг.), какъ формы наказанiя нежелающихъ принять христiанство, Олафъ отвѣтилъ: - «…Бонды заслуживаютъ того, чтобы съ ними поступили такъ, какъ вы предлагаете. Они помнятъ, что по моему велѣнiю ихъ сжигали въ ихъ собственныхъ домахъ и карали другими карами. Ихъ жгли по моему велѣнiю, когда они отступались отъ правой вѣры и впадали въ язычество, не слушая моихъ словъ. Вы должны были тогда наказывать за измѣну Богу… Я могу простить измѣну мнѣ теперь, но я не могъ простить имъ измѣну Богу»;

- предчувствуя же неудачу и , при этомъ, однако, не оставляя и своей тщеславной мѣчты, Олафъ собралъ вокругъ себя скальдовъ и сказалъ - «Вы должны стоять и видѣть всё, что происходитъ, собственными глазами, тогда вамъ не придётся полагаться на разсказы другихъ, вѣдь потомъ вы должны будете разсказать объ этой битвѣ и сложить о ней пѣсни».

 

Вслѣдствiе именно этихъ его качествъ – тщеславiя (при сомнительныхъ сонныхъ видѣнiяхъ, возбуждавшихъ въ нёмъ стремленiе къ власти и славѣ), жестокости, чрезмѣрной строгости въ насильственномъ обращенiи язычниковъ въ христiанскую вѣру, его миссiонерская дѣятельность, сопряжённая съ казнями, грабежами, подкупомъ и обманомъ, въ теченiи 13-ти лѣтъ его правленiя въ Норвегiи, вызвала такую ненависть къ нему норвежцевъ, что, въ конечномъ счётѣ, привела къ изгнанiю его изъ страны собственнымъ же его народомъ, изнемогшимъ отъ налогового гнёта и произвола такового «христiаннѣйшаго» правителя и предпочётшихъ имѣть своимъ правителемъ иноплеменника Кнута Могучего, короля Данiи и Англiи, ещё однаго лукавнѣйшаго «христiаннѣйшаго» «миротворца».  Какъ сказано въ Сагѣ – «народъ потому пошелъ противъ него, что его считали слишкомъ жестокимъ и беспощаднымъ въ наказанiяхъ… многiе, теряя родичей, становились врагами конунга, даже если тѣ были виноваты и приговоръ конунга былъ справедливъ». Золотое правило христiанства – быть строгимъ къ себѣ и снизходительнымъ къ ближнимъ – не было, очевидно, извѣстно конунгу. И, судя по-всему, будучи неопытнымъ 20-ти лѣтнимъ юношей, онъ дѣйствовалъ именно какъ новоначальный, ревновавшiй не по-разуму, но воспалённому тщеславной мѣчтой воображенiю, ошибочно полагая, что достоинство святости заключено въ исполненiи внѣшнихъ только правилъ и законовъ. Пренебрѣгши же, при этомъ, евангельской любовью и состраданiемъ къ падшимъ, самъ впалъ въ такъ называемую свв. Отцами духовную прелесть (самомнѣнiе). Чтó могло бы послужить оправданiемъ - жестокое обузданiе грубыхъ нравовъ сѣверныхъ дикихъ племёнъ, напримѣръ, въ ветхозавѣтный перiодъ, тó никакъ не можетъ быть оправдано въ эпоху торжества благодати Новаго Завѣта, и средневѣковый такъ называемый перiодъ исторiи уже новозавѣтной христiанской цивилизацiи никакъ не можетъ быть исключенiемъ изъ общаго христiанскаго нравственнаго закона. Очевидно же, выработанное римо-католиками правило «цѣль оправдываетъ средства» обнаружило себя задолго до появленiя ордена Iезуитовъ (1534г.), провозгласившаго его девизомъ своей миссiонерской дѣятельности, оно же, очевидно, руководило и конунгомъ Олафомъ. Святые апостолы жили во времена ещё болѣе древнiя, нéжели конунгъ Олафъ, и проповѣдывали слово Божiе среди буйства тѣхъ же самыхъ дикихъ страстей, бытовавшихъ какъ тогда, такъ и въ указываемое нами время, впрочемъ, какъ и всегда, даже и въ наше непростое время, однако же, ни Самъ Христосъ, ни Его Апостолы, ни ихъ преемники никогда не прибѣгали къ такимъ жуткимъ агрессивнымъ методамъ проповѣди Евангелiя, о которыхъ идётъ здѣсь рѣчь. «Не веста, коего духа еста вы;» (Лук.9:55) – укорялъ Господь Своихъ несовершенныхъ учениковъ – братьевъ Зеведеевыхъ, «сыновей громовыхъ», возбуждавшихъ Господа на мщенiе обидѣвшимъ Его. Но Господь, показывая имъ, что Его законъ (новозавѣтной благодати) выше жизни Илiиной (ветхозавѣтнаго законничества), запретилъ имъ и отвёлъ ихъ отъ такого образа мыслей, и даже напротивъ, научилъ ихъ переносить обиды съ кротостью. Законы духовной жизни пребываютъ неизмѣнными и одинаково дѣйствуютъ во все времена, они также вѣчны, какъ и сопровождающiе ихъ проблемы, ибо и послѣднiе простираются также въ вѣчность – либо вѣчнымъ оправданiемъ, либо вѣчнымъ осужденiемъ.

 

Во-вторыхъ, вызываетъ смущенiе скоропостижное прославленiе Олафа въ ликѣ мѣстночтимыхъ святыхъ (уже черезъ годъ послѣ его смерти - въ 1031г.) его же, отнюдь не беспристрастнымъ, сподвижникомъ придворнымъ епископомъ Гримкелемъ и заинтересованными въ томъ родственниками и преемниками Олафа по королевской власти, провозгласившими послѣднего святымъ. Правившiй тогда въ Норвегiи Свейнъ, сынъ Кнута Могучего, чтобы успокоить возмутившiйся уже противъ него народъ и, надѣясь канонизацiей Олафа, укрѣпить своё положенiе на норвежскомъ тронѣ, быстро согласился на предложенiе Гримкеля прославить погибшаго конунга Олафа, о которомъ сожалѣли раскаявшiеся норвежцы, нѣкогда предавшiе óнаго, предпочтя ему Кнута Могучего, отъ которого пострадали ещё больше. Однако, ни растущiе послѣ смерти волосы и ногти, ни ношенiе подъ шёлковой рубахой власяницы и веригъ, ни внѣшнiе постъ и поклоны, ни регулярное хожденiе въ храмъ, ни миссiонерская дѣятельность ещё не могутъ являться достаточными признаками святости, но только духовное состоянiе и соответствующая Евангелiю мотивацiя поступковъ могутъ свидѣтельствовать о необходимой въ этомъ вопросѣ духовной зрѣлости и духовномъ преуспѣянiи христiанскаго подвижника, - чего мы не обнаруживаемъ у конунга Олафа. Кстати, официально онъ былъ прославленъ всей «полнотой» Католической Церкви римскимъ папой Александромъ III лишь въ 1164 году. Въ вопросѣ же признанiя святости, думается, нельзя подходить слишкомъ ужъ формально, ибо своимъ признанiемъ Олафа «вселенскимъ" святымъ мы утверждаемъ его причастность къ единой, неразделённой ещё Церкви только потому, что скончался онъ и былъ прославленъ до офицiальнаго раскола. Но расколъ, какъ мы знаемъ изъ общей церковной исторiи, началъ проявлять свои ростки задолго до означенной даты – ещё при Константинопольскомъ патрiархѣ Фотiи (IX вѣкѣ по Р. Х.), полемизировавшимъ съ римскимъ пантификомъ Николаемъ  (858—867гг.), когда ещё возможно было уврачеванiе начинающей развиваться на западѣ духовной болѣзни, и именно вслѣдствiе упорнаго противленiя Рима истинѣ и утвержденiя въ своихъ догматическихъ заблужденiяхъ, направившей западную церковь по ложному, отличному отъ православнаго, пути и преслѣдованiя ею сомнительныхъ и ложныхъ цѣлей, своё окончательное оформленiе расколъ получилъ уже въ 1054 году. Именно эти отпаденiе и утрата римо-католиками правильныхъ догматическихъ и нравственныхъ орiентировъ/критерiевъ спасенiя наложили свою печать на всю послѣдующую трагическую исторiю западной церкви, которая профанацiей христiанской жизни вызвала ещё болѣе губительные послѣдствiя - протестанское движенiе или такъ называемую реформацiю, и особенно черезъ свою сомнительную миссiанерскую дѣятельность, «огнёмъ и мечёмъ» своихъ представителей насаждавшихъ христiанство посреди языческаго мiра, представителей кóего, одновременно съ обращенiемъ въ вѣру, отравляли ещё и ядомъ ненависти къ православной церкви и ея чадамъ, называя óныхъ «схизматиками», «невѣрными» и «язычниками». Эта католическая экспансiя противъ православiя – вообще, и противъ Русской Православной Церкви - въ частности, проявлялась на протяженiи всей послѣдующей послѣ раскола исторiи, для насъ же она ощущалась съ самаго начала зарожденiя нашей государственности, основанной на принятой отъ Византiи православной вѣрѣ, опредѣлившей самостоятельный путь развитiя нашего государства, его общества - его христiанской культуры и менталитета, продолжается и до сего дня.

 

Въ-третьихъ, слѣдуя Iоакимовской лѣтописи, изложенной извѣстнымъ россiйскимъ историкомъ В. Н. Татищевымъ, происхожденiе города Выборга связано, по его же предположенiю, съ именемъ новгородскаго старѣйшины Гостомысла (IX в.), построившаго на берегу Финскаго залива для своего сына Выбора городъ, названный его именемъ – «Выборгъ». Такъ это или иначе, но это извѣстiе явно подтверждаетъ основную мысль о принадлежности этой земли новгородцамъ, которые создали здѣсь, на пересеченiи торговыхъ путей, поселенiе,  сохранявшее о себѣ память, вплоть до XVI вѣка, подъ именемъ «Старый Выборгъ», какъ форпостъ или перевалочный пунктъ, и вели торговлю съ ганзейскими и готландскими купцами, хотя, конечно же, свою извѣстность и важное значенiе городъ получилъ уже въ послѣдующiй перiодъ, во времена III Крестоваго похода , осуществлённаго, по приказу маршала Торгильса Кнутссона, на Новгородскую Русь шведскаго войска и сопровождавшаго его тогда шведскаго епископа Петроса Олафа, небеснымъ покровителемъ котораго и являся католическiй святой Олаф Харальдссонъ, «вѣчный король и покровитель Норвегiи». Именно тогда, въ 1293 году, взявъ русскую крѣпость на Воловьемъ островѣ (впослѣдствiе названномъ «Замковымъ»), по рѣшенiю регента шведскаго короля Торгильса Кнутссона, и былъ основанъ мощный замокъ, получившiй названiе «Выборгъ» и ставшiй надёжнымъ форпостомъ распространенiя шведскаго влиянiя на замли Карельскаго перешейка и непреступнымъ вплоть до 1710 года, когда Выборгъ вошёлъ въ составъ Россiйской Имперiи. Самая высокая башня этого замка названа Башней святого Олафа. Съ тѣхъ поръ шведами онъ почитался покровителемъ и Выборга, и шведскаго воинства во всѣхъ его многочисленныхъ войнахъ съ Русью. Отечественная историческая наука не предоставляетъ намъ достаточныхъ свидѣтельствъ о томъ, что новгородская земля и самъ Новгородъ могли якобы входить въ одно общее геополитическое и культурное пространство - монообразованiе такъ называемыхъ «сѣверныхъ земель», вмѣстѣ съ Данiей, Англiей, Швецiей, Норвегiей. Несмотря на ихъ тесную торгово-экономическую связь и географическую близость/сосѣдство и даже на «династическiе» смѣшанныя браки, напримѣръ, новгородскихъ великихъ князей съ дочерьми конунговъ и наоборотъ, Русь (или Гардарики) съ ея «столицей» Новгородомъ (Холмгардомъ), для скандинавовъ была всё-таки чýждой, хотя и дружественной, особенно на рубежѣ I и II-го тысячелѣтiя, во времена 4-хъ королей-миссiонеровъ: Олафа I Трюггвесона (963-1000гг.) – воспитанника Великаго Князя Владимiра; Олафа II Святаго, нашедшаго въ изгнанiи своё убѣжище въ Новгородѣ и лишь за  годъ до смерти познакомившагося съ Ярославовымъ домомъ, благодаря своей бывшей несостоявшейся невѣстѣ Ингегердѣ, ставшей Ириной - женой Великаго Князя Ярослава Мудрого; затѣмъ Магнуса Добраго (1036-1047гг.) – родного сына Олафа отъ Астриды, оставленнаго отцомъ на попеченiе Вел. Кн. Ярослава Мудраго; и, наконецъ, Харальда Суроваго (1046-1066гг.) – своднаго младшаго брата Олафа и мужа дочери Ярослава - Елизаветы. Причиной же «цивилизацiонной несовмѣстимости» Руси и скандинавскихъ странъ послужила тогда, какъ впрочемъ, и теперь, значительная этно-культурная разница, основанная на родовой вѣтви народовъ (нацiональной принадлежности) и языковомъ баръерѣ (грамматической разницѣ, а также письмѣ - кириллицей и латиницей), и впослѣдствiе  включенiе послѣднихъ въ процессъ развитiя западной такъ называемой «европейской христiанской цивилизацiи», противостоящей христiанскому Востоку, а въ качествѣ налѣдницы Византiи, и самой Руси. Главной же причиной служило уже сложившееся къ тому времени значительное и существенное различiе религiознаго христiанскаго самосознанiя, о которомъ свидѣтельствуетъ и само преданiе о выборѣ вѣры Великимъ Княземъ Владимiромъ, отдавшимъ предпочтенiе греческому миссiонеру. Съ тѣхъ поръ многочисленные «Крестовые походы» обильно окропляли новгородскую землю кровью защитниковъ русскихъ православныхъ святынь: Валаамскiй и Коневскiй монастыри крѣпко помнятъ и чтутъ память своихъ православныхъ мучениковъ за вѣру, пострадавшихъ отъ шведовъ. Выборгъ же, устроенный шведами какъ военная база-цитадель, неприступная крѣпость, стала форпостомъ этого противостоянiя, подобно г. Ригѣ (1200 г.), основанному Тевтонскимъ орденомъ, собиравшихъ и объединявшихъ всѣхъ нéдруговъ Руси, какъ-то - немцевъ, ливонцевъ, шведовъ, норвежцевъ и финновъ, въ одинъ общiй союзъ для осуществленiя благословлённой Римскимъ пантификомъ миссiи обращенiя «невѣрныхъ» къ «истинной» вѣрѣ и подчиненiя Риму. Именно поэтому, думается, нельзя признавать общаго для всѣхъ, только ради нынѣшнихъ (т.е. временныхъ!) нашихъ взаимныхъ «симпатiй» и изъ соображенiй такъ называемой политкорректности, основанiя для провозглашенiя Олафа святымъ покровителемъ - одновременно, и шведскаго, и русскаго Выборга. Это можетъ послужить поводомъ признанiя какъ правъ и притязанiй шведовъ на этотъ городъ, такъ и оправданiя ихъ военныхъ предпрiятiй противъ Руси, - чтó въ нашемъ нацiональномъ самосознанiи будетъ выглядѣть совсѣмъ ужъ не политкорректно, а въ отношенiи нашей исторической памяти – даже преступно. Въ этомъ случаѣ, умаляется память и значенiе св. блгв. Вел. Князя Александра Невскаго, разбившаго незадолго до этого, въ 1240 году, шведовъ въ устье рѣки Невы (и р. Ижоры), даровавшей ему само это наименованiе «Невскiй». Допустимо ли это при томъ, что въ Европѣ сейчасъ происходитъ ревизiя историческихъ фактовъ, совершаются попытки переписыванiя исторiи въ свою пользу, въ угоду своимъ сiюминутнымъ политическимъ предпочтенiямъ? По отношенiю къ подрастающему поколѣнiю нашихъ дѣтей это ужъ точно недопустимо, а для взрослаго сознанiя – разрушительно. Слишкомъ, слишкомъ много крови пролито! …

 

Въ-четвёртыхъ, относительно «православнаго» почитанiя святого Олафа на Руси и въ Константинополѣ ужъ точно никакихъ историческихъ свидѣтельствъ не существуетъ. Достаточно познакомиться съ одной, на мой взглядъ, исчерпывающей дóводами статьёй Е.А. Мельникова «Культъ св. Олафа въ Новгородѣ и Константинополѣ», опубликованной въ журналѣ «Византiйский временникъ», (М., 1995г., Т.56, стр. 92-106), чтобы удостовѣриться въ томъ, что строительство храмовъ, посвящённыхъ святому Олафу, и само почитанiе его святымъ было удѣломъ самихъ скандинавовъ-варяговъ (варанговъ или вэринговъ), въ виду ихъ тесныхъ сношенiй съ Новгородомъ, торговавшихъ въ нёмъ и въ Старой Ладогѣ, а также находившихся, въ качествѣ наёмниковъ, въ дружинѣ Вел. Князей Новгородскихъ и Кiевскихъ, какъ, впрочемъ, и въ Константинополѣ у Византiйскаго императора Михаила IV Пафлагона Каталакта (1034-1041 гг.). Такъ какъ культъ Олафа создавался сразу послѣ его смерти въ многочисленныхъ поэмахъ и сагахъ его почитателями, напримѣръ, скальдами-дружинниками Сигватомъ Тордарссономъ, Торариномъ Славословомъ и прочими авторами, составлявшими своды и акты его чудесъ-знаменiй, чудесъ-исцѣленiй, разсказовъ о его святости и проч., то вскорѣ, вообщемъ-то, съ самаго начала, онъ получилъ многоплановое воплощенiе, какъ и его образъ въ «житiяхъ» и сагахъ: Олафъ-король, объединитель Норвегiи, Олафъ-законодатель, Олафъ – доблестный воинъ, Олафъ-миссiонеръ, наконецъ, Олафъ-мученикъ – таковы основные слагаемые его образа. Отсюда берётъ своё начало почитанiе его королями въ качествѣ «покровителя королевской династiи», купцами-ганзейцами - купеческая гильдiя названа его именемъ, воинами – какъ «покровителя въ ратныхъ подвигахъ», «святаго патрона норвежскихъ воиновъ», ну а церковнымъ сознанiемъ – какъ «равноапостольнаго» (миссiонера) и «мученика».

Такимъ образомъ, историческiе факты, дѣйствительно, свидѣтельствуютъ о построенiи церквей св. Олафа въ Новгородѣ, гдѣ Олафъ пребывалъ въ изгнанiи, но въ Готскомъ дворѣ, гдѣ останавливались ганзейскiе и готландскiе купцы, въ средѣ кóихъ съ тѣхъ поръ сохранялась и быстро распространялась слава нёмъ, также и въ Старой Ладогѣ (Альдейгьюборгѣ), куда Олафъ, направляясь въ Новгородъ, впервые прибылъ и гостилъ у посадника Рёгнвальда Ульвсона, родственника Ингегерды (Ирины), жены Ярослава Мудраго. Именiе же это было полученно ею отъ своего отца Олафа Щёконунга въ качествѣ вéна («свадебнаго дара») при обрученiи её съ Яролавомъ. Между прочимъ, у Олафа и Ингегерды, бывшей его невѣсты, въ бытность его въ Новгородѣ, была «самая большая дружба» или, какъ сказано въ «Пряди объ Эймундѣ» - Ингегерда «имѣла съ нимъ тайную любовную связь», - что также характеризуетъ Олафа не съ лучшей стороны. Кстати, нѣкто С.С. Алексашинъ (СПб., «Современные генеографические исследования родословной Рюриковичей посредством генетического маркера Y-хромосомы» - http://www.kunstkamera.ru/files/lib/978-5-88431-187-9/978-5-88431-187-9_09.pdf), опираясь на данные сагъ о «тайной любви» между ними и пытаясь объяснить данные генетическихъ изслѣдованiй современныхъ Рюриковичей, показавшихъ расхожденiе гаплогруппъ у потомковъ Мономаха («северная» гаплогруппа N1c1) и Олега Святославича («славянская» - R1a), даже выдвинулъ гипотезу о внѣбрачныхъ дѣтяхъ Олафа. Онъ предположилъ, что фактическимъ сыномъ Олафа отъ Ингегерды (Ирины) былъ русскiй Князь Всеволодъ Ярославичъ (родился въ 1030 г., т.е. въ годъ гибели Олафа), отецъ Владимiра Мономаха.

О томъ же, что «православнаго» почитанiя святаго Олафа среди мѣстнаго населенiя не было, кромѣ нѣкоторыхъ попытокъ, свидѣтельствуетъ «Вопрошенiе Кирика» (XII в.), извѣстнаго новгородского учёнаго iеромонаха, автора этой рукописи, гдѣ предусматривалось наказанiе для тѣхъ, кто носилъ «къ варяжскому попý дѣти на молитву». Разумѣется, что посвящённая св. Олафу, культъ которого какъ покровителя заморскихъ купцовъ, обрѣталъ въ концѣ XI в. популярность въ купеческой средѣ, «варяжская» церковь въ Новгородѣ стала источникомъ распространенiя его и среди мѣстнаго населенiя, посредствомъ пропаганды этого культа и разсказовъ о чудесахъ, совершённыхъ святымъ для спасенiя (отъ пожара) жителей Новгорода. Не случайной, въ этомъ смыслѣ, явилось и включенiе имени Олафа въ литанiю «Молитвы о Троицѣ», составленной нѣкимъ клирикомъ въ серединѣ XII вѣка, помѣстившимъ въ текстъ наряду съ Олафомъ и другихъ скандинавскихъ «святыхъ»: Магнуса (убитъ въ 1115г., канонизированъ въ 1135г.) Кнута (убитъ въ 1086г., канонизированъ въ 1101г.), его брата Бенедикта и нѣкоего Албана, англо-саксонского святого… Изъ приведённаго выше свидѣтельства Кирика любые проявленiя прославленiя и почитанiя въ Русской Церкви католическихъ святыхъ тутъ же пресекались. Что до существованiя церкви въ Константинополѣ и наличiя иконографическаго изображенiя св. Олафа Норвежскаго на столпѣ въ Вифлеемскомъ Рождественскомъ храме (XII  в.), то слѣдуетъ отмѣтить, что единственнымъ, хотя и косвеннымъ свидѣтельствомъ популярности Олафа въ Константинополѣ во второй половинѣ XI в. является разсказъ Кекавмена (1070-е годы) о Харальдѣ Суровомъ, сводномъ братѣ св. Олафа, который въ той же битвѣ при Стиклестадѣ, гдѣ погибъ Олаф, получилъ раненiе и бѣжалъ сначала въ Швецiю, затемъ къ Ярославу въ Новгородъ, послѣ чего успѣлъ послужить вмѣстѣ со своею дружиною въ Константинополѣ болѣе 10-ти лѣтъ Византiйскому императору Михаилу IV Каталакту, въ его войнѣ противъ взбунтовавшихся болгаръ, также побывалъ и въ Iерусалимѣ у Гроба Господня и, разумѣется, въ Вифлеемѣ. Именно онъ, Харальдъ и его скандинавскiе соотечественники – дружина воиновъ, находившiеся на службѣ императора въ византiйскомъ войскѣ, были хранителями и распространителями культа св. Олафа въ Константинополѣ. Лишь благодаря заслугѣ Харальда съ дружиной въ побѣдѣ надъ болгарами, которая достигнута была великимъ трудомъ, и по-свидѣтельству Харальда передъ императоромъ о заступничествѣ своего святого патрона, къ которому онъ обратился пердъ битвой съ молитвой, императоръ позволяетъ имъ, варангамъ, построить церковь. Однако, вопросъ, кому принадлежала построенная варангами церковь, остаётся открытымъ, не яснымъ, хотя по-утвержденiю Василевскаго В.Г. (Труды. СПб., 1908, Т.1, стр. 276-277), это была церковь Богоматери (возможно, по византiйскимъ источникомъ, именуемой «Варáнгской»), упоминаемая въ одной изъ редакцiй чуда о сраженiи вэринговъ съ язычниками, и расположенiе её у западнаго фасада св. Софiи или просто у Софiи, указываетъ на её принадлежность варангамъ русскимъ, а не скандинавамъ, потому она была православная , а не латинская. Такимъ образомъ, возможно, это именно тá самая (впрочемъ, необязательно!) церковь, построенная по-обѣту варангами-скандинавами въ честь св. Олафа, но названная въ честь Богоматери. Невѣроятность же признанiя самимъ императоромъ Олафа святымъ и запрещенiе освятить въ его честь церковь обусловлено было тѣмъ, что тогда его канонизацiя ещё не была утверждена папской курiей, которая состоялась лишь въ 1164 году. Наличiе же многихъ разночтенiй, путаницъ и существенныхъ различiй интерпретацiй, связанныхъ съ информацiей о побѣдѣ вэринговъ надъ язычниками и построенiи церкви Олафа, во многихъ памятникахъ, какъ свѣтскихъ, такъ и церковныхъ, не даётъ положительнаго отвѣта, подтверждающаго якобы имѣвшаго быть уже тогда (1040-1050 гг.) общаго признанiя и почитанiя святости Олафа, а также и наличiе въ Константинополѣ освящённой въ честь его имени церкви. Такой крупный церковный дѣятель как Эйстейнъ, архiепископъ Нидароса (1161-1188 гг.), имѣвшiй подробную информацiю о константинопольской церкви, очевидно, стремился къ максимальному наименованiю её – поэтому именно въ его сочиненiи появилось двойное обозначенiе храма [«во имя мученика (Олафа) и въ честь Святой Дѣвы Марiи»], какъ отголосокъ двойного патроната церкви или, что маловѣроятно, наличiя въ церкви Богородицы придѣла св. Олафа. Свѣтскiе же авторы сагъ и скальды примѣняли наиболее  естественное для нихъ обозначенiе церкви – по имени популярнаго святого, для византiйскихъ же авторовъ это была привычная для нихъ церковь Богородицы.

Что до фрески (XII в.) на колоннѣ въ Вифлеемскомъ храмѣ, изображающей св. Олафа, то появленiе её, очевидно, связано съ перiодомъ «освобожденiя» крестоносцами въ iюнѣ 1099 года Вифлеема отъ мусульманъ и долгого покровительства латинянами храма. Завоеватели взяли церковь подъ свое покровительство, а впослѣдствiи учредили въ Вифлеемѣ орденъ канониковъ-августинцевъ. Рыцари ордена пребывали въ основномъ въ постройкахъ къ югу отъ церкви, тогда какъ адепты другихъ христiанскихъ конфессiй селились къ западу отъ базилики. Когда преемникъ Готфрида Балдуинъ рѣшилъ короноваться въ качествѣ короля новоявленного Iерусалимскаго королевства, для проведенiя церемонiи онъ избралъ базилику Рождества въ Вифлеемѣ. Коронованiе было проведено на Рождество 1100 или в 1101 г. Спустя восемнадцать лѣт, въ 1118 г., въ базиликѣ Рождества короновались и Балдуинъ II съ женой. Эти обстоятельства привели къ установленiю особыхъ связей iерусалимского королевского дома съ базиликой Рождества, вслѣдствiе чего примѣрно въ 1110 г. по ходатайству Балдуина I передъ церковными властями базилика получила статусъ кафедральной церкви, а Вифлеемъ сталъ вмѣсто Аскалона мѣстомъ пребыванiя епископской кафедры. Извѣстно также, что въ 1107 году Норвежскiй король Сигурдъ I Магнуссонъ Крестоносецъ (1090-1130гг.) отправился въ крестовый походъ, поддержавъ войсками Iерусалимское королевство крестоносцевъ. Он сражался въ Лиссабонѣ, многочисленныхъ островахъ Средиземноморья, въ Палестинѣ, посѣщалъ короля Палермо, Iерусалимъ, Константинополь. Въ 1110 году Сигурдъ I вмѣстѣ съ Балдуиномъ I Iерусалимскимъ захватили прибрѣжный городъ Сидонъ. Очевидно же, находясь въ такомъ тѣсномъ содружествѣ съ Балдуиномъ I Iерусалимскимъ, сопровождая его въ походахъ, именно онъ, Сигурдъ, былъ заказчикомъ написанiя иконы святого Олафа - "патрона норвежскихъ воиновъ". Именно при возстановленiи разграбленнаго мусульманами Рождественского храма, возможно, и была написана его икона въ видѣ фрески на колоннѣ храма.

Въ результатѣ всего здѣсь изложеннаго вынужденъ заключить, что сомнѣнiя наши всё-таки имѣютъ достаточные основанiя. Также можно убѣдиться и въ закономѣрности того факта, что всё, что строится на насилiи, жестокости и лжи, на лицемѣрiи и ханжествѣ, - непрочно, несостоятельно, а потому и недолговѣчно. Подтвержденiемъ сему можетъ служить какъ разъ дѣятельность «святого» Олафа, «вѣчнаго короля и покровителя Норвегiи», скоро свергнувшей своего «апостола», затѣмъ вскорѣ и захваченной протестанскимъ движенiемъ и атеизмомъ, въ которомъ пребываетъ нынѣ вмѣстѣ съ нѣкогда христiанской Европой, и едва помнящей своего покровителя.  Если нѣкоторые сравниваютъ его съ нашимъ равноапостольнымъ Великимъ Княземъ Владимiромъ, то напрасно - разница здѣсь обнаруживается очевидная. При всей схожести молодой буйной жизни, проводимой въ язычествѣ, Князь Владимiръ, послѣ принятiя святаго христiанскаго крещенiя, премѣнилъ образъ своихъ мыслей и мотивацiю своихъ поступковъ и, согласно Евангелiю, содѣлался кроткимъ, любвеобильнымъ отцомъ своего народа, который, въ свою очередь, изъ благодарности и отвѣтной любви, называлъ его «Владимиромъ-Краснымъ Солнышкомъ». Олафа же прозвали «Толстымъ» - въ насмѣшку что ли? Хотя, конечно же, его яркая дѣятельность достойна благодарнаго признанiя его соотечественниками, какъ объединителя страны, даровавшаго ей политическую независимость, основательное законодательство и окончательную самостоятельность. Поэтому онъ, конечно же, достоинъ свѣтскаго своего признанiя нацiональнымъ героемъ. Однако, христiанизацiю страны началъ не онъ, но Олаф I Трюггвесонъ (его троюродный дядя), а завершилъ окончательно и безповоротно уже Харальдъ Суровый (его младшiй братъ). Не сталъ онъ и «мученикомъ христiанскаго долга» или «рыцаремъ не отъ мiра сего», какъ его представляютъ, и смерть претерпѣлъ въ борьбѣ за королевскую корону, а не за Христа, ибо страна и правители ея уже исповѣдывали христiанство, благодаря и ему тоже. Что же касается церковнаго признанiя «святости», то это, очевидно, не его удѣлъ, какъ не является таковымъ удѣломъ дѣятельность и нѣкоторыхъ нашихъ, ничуть не меньшихъ и даже превосходящихъ его, нацiональныхъ героевъ, напримѣръ, Петра I Великаго, создавшего Россiйскую Имперiю, прозваннаго «Отцомъ Отечества», но не святымъ, также Екатерины II, преумножившей, вслѣдъ за Петромъ, славу нашему Отечеству. При этомъ никому изъ здравомыслящихъ, насколько извѣстно, ещё не приходила мысль о церковномъ ихъ прославленiи въ качествѣ святыхъ. И этому есть своё элементарное объясненiе.

 

Перегринъ 12 марта 2015 г.